В круглом столе, проведенным во второй половине ноября 2014 года Кадриоргским художественным музеем Эстонского художественного музея КУМУ в рамках работы международной выставки «Lux aeterna. Итальянское искусство из собраний Литвы, Латвии и Эстонии», приняла участие Виктория Эммануиловна Маркова, как иногда говорят, живая легенда современного искусствоведения. 22 ноября 2014 года Виктория Эммануиловна выступила с лекцией «Неизвестный шедевр Тициана «Венера и Адонис»» в цикле публичных лекций Кадриоргского музея «Субботние академии».

Доктор искусствоведения, профессор, главный научный сотрудник ГМИИ им. Пушкина Виктория Эммануиловна Маркова (1942 г.) – российский искусствовед, ведущий специалист России в области итальянской живописи и признанный эксперт в данной сфере. В эксклюзивном интервью проекту Прииск В.Э.Маркова рассказывает о причинах своего приезда в Эстонию, делится своими взглядами на российское и европейское экспертное сообщество, говорит о невидимых широкому зрителю аспектах своей работы и ближайших планах.

LUX AETERNA. ИТАЛЬЯНСКОЕ ИСКУССТВО В ПРИБАЛТИКЕ

- Что конкретно Вас привело в Эстонию?

- В Таллин меня привело приглашение Кадриоргского художественного музея и его директора госпожи Александры Мурре участвовать в заседании круглого стола, посвященного организованной эстонским музеем выставке работ итальянских мастеров «Lux aeterna. Итальянское искусство из собраний Литвы, Латвии и Эстонии». Здесь имеется много вопросов, связанных с атрибуцией картин итальянских мастеров XVII-XVIII вв.

Я неоднократно бывала в этих музеях, начиная с 1980-х годов, и достаточно хорошо знакома с живописными коллекциями всех балтийских республик. В 1984 году я как куратор организовала в ГМИИ им. Пушкина выставку итальянской живописи XIV-XVIII вв. из музеев СССР, на которой было показано около ста произведений. В Таллине у меня обычная работа, к примеру, весь день 19 ноября вместе с коллегой из Италии Марко Риккомини мы просматривали и анализировали проблемные работы, пытались найти правильные решения.

В моей собственной атрибуционной практике бывали разные случаи. Значимое имя, связанное с иной работой, иногда приходилось развенчивать. И наоборот, работа с неизвестной картиной оказывалась интересной, приводила к открытиям. Оптимистичные случаи оправдывают все приложенные усилия, порой создавая поводы и мотивировку для переоценки всей изучаемой коллекции. Все это непредсказуемо и в этой работе бывают разные неожиданности, нередко, приятные.
Практически все произведения таллинской «Lux aeterna» мне давно известны. Но мы сами меняемся, обретая новый опыт, который в свою очередь позволяет увидеть давно знакомые работы с новой стороны. История искусства также развивается, движется вперед, и сегодня мы знаем больше, чем двадцать-тридцать лет назад, а следовательно, оцениваем работы более адекватно.

Хорошая организация круглого стола и вставки «Lux aeterna» заслуга Кадриоргского музея, который ведёт большую работу в правильном направлении, понимая, что за изучением произведений следует их правильное экспонирование, работа со зрителем.

ЭКСПЕРТЫ, РЫНОК, ПЕРСПЕКТИВЫ

- Вы признанный лидер экспертного сообщества не только России, но и Европы. В чем, на ваш взгляд, заключается разница между сегодняшней работой экспертного пула Европы и России?

- Трудно дать определенный ответ при такой постановке вопроса. Во-первых, практика экспертной работы в России отличается от европейской хотя бы в силу такого, что в России до сих пор нет развитого художественного рынка. Наш рынок заметно уступает европейскому, а эксперты работают в условиях рынка, являясь частью этого целого. Рынок подразумевает некоторые составляющие, в том числе экспертизу. Вот и получается, что экспертное сообщество России адекватно уровню российского художественного рынка.

В России единицы серьёзных экспертов, особенно в области западноевропейского искусства. А для плюрализма мнений, который помогает добиться объективности оценки по тому или иному вопросу, необходимо достаточное число экспертов. Но пока этого нет.

Могу сказать, что экспертное сообщество в России сложилось в сфере русского искусства. В остальном же, надо признать, состояние экспертного сообщества вызывает немало вопросов. Однако рынок неизбежно будет развиваться. И с его развитием, надо надеяться, фигура объективного эксперта-профессионала станет нормой.

Что касается моего личного опыта, то я далека от ситуации рынка, не обслуживаю аукционные дома и чрезвычайно избирательна в частных экспертизах. Считаю себя историком искусства, а экспертизы даю только, если речь идет о значимых работах. В каждой стране имеется свой опыт взаимодействия эксперта и рынка. Европа не одинакова, а работа эксперта – штучная работа. Как известно, общих правил здесь нет.

Труд эксперта нельзя ставить на поток, это приводит к неизбежным проблемам. Даже у таких гигантов как аукционные дома Christie’s и Sotheby’s почти на каждом аукционе бывают экспертные ошибки. Это объясняется не только уровнем компетенции, но и условиями труда экспертов, работающих фактически на потоке.

Надо помнить, что мнение одного эксперта это ни в коем случае еще не истина в последней инстанции. Хорошо, когда имеется альтернатива в лице добросовестных коллег с иной точкой зрения.

- Насколько болезненна проблема подделок на арт-рынке России? Есть ли, если вы в курсе, какая-либо разница с европейским рынком?

- Ничего конкретного не могу сказать. Дело в том, что я занимаюсь особым материалом, и в своей области, а именно, в итальянской живописи, пока не встречала подделок. На первых, самых ранних арт-аукционах, появлялось немало подделок под старых голландцев и немцев, но теперь они практически не встречаются.

Я могу ответственно говорить о своей сфере, об Италии, её искусстве. Здесь в России мне подделки не попадались. Да и попробуйте подделать не скромный холст художника Северной Европы, а масштабное итальянское полотно. Не думаю, что подделать итальянцев легко. Но при всем том, рынок остается рынком, и потому опасность встретить подделку на любом сегменте художественного рынка есть.

- Какие главные проблемы сегодняшнего экспертного сообщества России вы видите? Каковы могут быть  способы их решения?

- Никакого решения существующих проблем без развития самого рынка не может быть. Но не надо видеть единственную панацею только в самом рынке. Эксперт это не какая-то отдельная специальность. Никакой диплом не может быть гарантией подлинного знания предмета. Мое мнение, что будучи специалистом по итальянской живописи я должна владеть этим материалом.

Вообще, вопрос повышения профессионального уровня в отечественном искусствоведческом сообществе стоит очень остро. Никакого прогресса по сравнению с 80-ми гг. прошлого века нет. Открытие новых возможностей (поездки, интернет и прочее) вопреки некоторым не совсем беспочвенным ожиданиям не привели к массовому появлению новых специалистов. Наблюдается даже определенный откат по сравнению с советским периодом. Число экспертов в музеях не только не увеличивается, но скорее уменьшается.

- Как сегодня в России обстоит дело с новым поколением экспертов?

- Катастрофа. Это вполне адекватное определение, а отнюдь не преувеличение. Но это слово относится не только к российской ситуации. Сейчас повсюду уменьшилось количество экспертов. В Италии так же заметно падение интереса к экспертной работе.

Может быть, мы являемся свидетелями естественного процесса, когда доминирующие интересы в арт-сообществе смещаются в ту или иную сторону. Тогда это неизбежная цикличность. Но боюсь, дело обстоит не совсем так. Новый опыт коммуникаций в социуме подразумевает значимый рост визуальной информации по сравнению с вербальной. Молодежь привыкла к постоянной динамике в воспринимаемой информации, - спросите себя, насколько сегодняшний молодой человек способен сосредоточиться над одним статичным образом? А история искусства требует именно этого.

- Сложился ли у вас свой круг учеников? Если да, то кого вы видите в качестве своего преемника, частности, в ГМИИ, или вы не думали и не думаете об этом вопросе?

- Я начала преподавать еще в 1980-х годах, и в моей преподавательской деятельности были перерывы. Но, так или иначе, я возвращалась к преподавательской работе. У меня были дипломники по итальянскому искусству, но учеников в том смысле, который подразумевает ваш вопрос, у меня нет. Мне не встретился человек, готовый связать всю свою дальнейшую профессиональную жизнь с итальянской живописью в условиях работы в музее. Таких учеников у меня нет.
Я готова учить человека в ходе первых пяти, десяти лет работы в музее, когда он нарабатывает свой минимально необходимый для работы багаж, чтобы он мог начать самостоятельно работать, однако пока таких людей в моем круге не нашлось.

Человек моей специальности по-немецки называется Kunstkenner, знаток искусства. «Знаточество» подразумевает штучность. Это штучная профессия, необходим талант от природы. Я бы мечтала и мечтаю найти такого человека… Многим предлагала, но… Пока молодежь может лишь в чём-то успешно помогать, однако, дальше не идёт. Ученик должен обладать природными склонностями и желанием, а в каком-то смысле, и готовностью к самоотречению.
Однако жизнь надо воспринимать такой, какой она является. Но я продолжаю надеяться…

- Вы передали собрание вашего покойного супруга Ивана Борисовича Порто в дар Краснодарскому краевому художественному музею. Почему именно туда?

- Это была воля Ивана Борисовича. За 3 месяца до своей кончины, летом 2009 года, он спросил меня, куда было бы правильно отдать его собрание, в Сочи или в Краснодар. Знай я тогда, как повернется жизнь, я, возможно, поступила бы иначе. Но тогда мой выбор был в пользу Краснодара, поскольку там, в отличие от Сочи, не экспозиционная площадка, а музей. У Ивана Борисовича были свои личные отношения с Краснодарским художественным музеем. Я передала туда 388 произведений, из них 130 живописи и около 100 рисунков и акварелей, а также уникальную библиотеку по искусству, насчитывающую почти 2000 книг. К сожалению, Краснодарский музей не слишком серьёзно отнесся к дару и не выполнил всех принятых на себя по договору дарения обязательств.

Я должна уточнить - Иван Борисович не был коллекционером. Что-то из его собрания досталось ему от старшего поколения семьи, ведь в круг общения его деда, композитора, входили художники. Но большую часть коллекции составляли подарки Ивану Борисовичу от его друзей художников, среди которых немало прославленных имен. Почти все работы снабжены дарственными надписями, шутливыми скетчами, рисунками - бесценными свидетельствами художественной жизни своего времени.. В его собрании искусство России 70-80 гг. ХХ века предстает разными гранями.  Но, к сожалению, выставка Краснодарским музеем так и не была проведена. Был издан каталог собрания, но мне досталось всего пять экземпляров.

КАРАВАДЖО. ГЕНИЙ БАРОККО, ОТКРЫТЫЙ ХХ ВЕКОМ

- Почему еще со студенческой скамьи вы «занимаетесь Караваджо», гением, во многом открытом именно в ХХ веке? Ведь его работ практически нет в российских собраниях? Это влияние вашего учителя, Виктора Никитовича Лазарева?

- Действительно, Караваджо я увлеклась буквально со студенческой скамьи, хотя влияния моего дорогого учителя здесь не было, напротив, Лазарев в последние годы жизни не любил Караваджо и не скрывал этого. Я не думала заниматься Караваджо профессионально, ведь за исключением одной ранней работы в петербургском Эрмитаже он не представлен в отечественных собраниях. А переписывать зарубежные работы, выдавая их за свои, считаю делом пустым. Надежда найти где-нибудь неизвестного Караваджо весьма эфемерна, но я продолжаю верить, что судьба подарит мне эту удачу, как она уже подарила мне настоящего Тициана. Надежда, как известно, умирает последней.

Почему именно Караваджо так захватил меня? Не знаю, но я всегда хотела находиться вблизи Караваджо, в его времени, в его круге. Тут очень много неизвестного, неисследованного. Никаких особых усилий с моей стороны не понадобилось, чтобы войти в круг последователей великого мастера, и именно ими я занимаюсь. К счастью, удалось найти много нового и интересного. Я участвую во многих проектах, связанных с Караваджо, как в Италии, так и в России. Караваджо – центральная фигура искусства XVII века, и кем бы из этого времени вы не занимались, Караваджо неизбежно оказывается камертоном.

- Вы выступили куратором итало-российской выставки (и каталога) Караваджо, признанной The Art Newspaper Russia «лучшим проектом 2012 года». Что было наиболее сложным в ходе реализации этого значимого проекта?

- Мы много лет шли к этому проекту. Это мечта родом еще из 70-х. ГМИИ всегда хотел представить в своих залах работы Караваджо. Еще в советские времена, благодаря определенным политическим контактам той эпохи, мы были близки к этому. Через связи с достаточно авторитетной в те годы коммунистической партией Италии реализовать этот проект казалось реально, но по самым разным причинам дело срывалось.

В 2011 году благодаря не только нашим усилиям, но и содействию тогдашнего посла Италии в Российской Федерации господина Дзанарди Ланди (Zanardi Landi), сегодня являющегося советником президента Италии, наш проект удалось реализовать. Участие посла определило уровень выставки, её подачи в рамках Года Италии в России. Взамен в Италии представили творчество Александра Дейнеки, кстати, весьма тепло встреченное тамошней публикой.

Политическая поддержка открыла нам возможность получить произведения, которые доселе можно было увидеть только в Италии. В частности, речь идёт о работе Караваджо «Обращение Савла» из церкви Санта Мария дель Пополо. Наш проект поддержал Ватикан. В 2013 году нашу выставку в ГМИИ высоко оценил в своём отзыве о ней кардинал Равази. Да и реакция моих итальянских коллег была восторженной.

Но итальянцы всегда остаются итальянцами. Многие вещи решались и решаются буквально в последний момент. Материалы из Италии для каталога московской выставки Караваджо поступали буквально в после того, как истекли все сроки сдачи каталога в печать, отсюда и повторы в текстах выставочного каталога, на что обратили внимание некоторые критики.

К разряду трудностей я бы отнесла проблему подачи материала. Как подать, чтобы Караваджо не потерял ничего, чтобы он приобрел нечто новое? Отсюда моя идея с освещением, которое усиливало драматический накал произведений мастера. Кроме того, в результате её реализации в экспозиционном зале благодаря свету не было пустот! Проблема была в том, чтобы найти нужные лампы в Москве. Умрите, но найдите лампы, сказала я. И лампы нашли!

- Появился ли после выставки в ГМИИ 2012 года в каком-либо частном или корпоративном российском собрании Караваджо, или по-прежнему весь Караваджо считанный и на рынке его нет? Каковы, на ваш взгляд, итоги этой выставки?

- На мой пристрастный взгляд, выставка 11 работ Караваджо в ГМИИ оказала влияние не на российский художественный рынок (на нем Караваджо не было и нет), а на культурную атмосферу России, что гораздо более значимо. То, что последствия у нашей выставки будут, я увидела из окна своего рабочего кабинета: очередь на выставку огибала наш музей! Люди готовы были часами стоять (и стояли!) в очереди на суровом зимнем морозе!

Я очень ценю нашего зрителя. Изобразительное искусство очень сложно для восприятия. Но почему-то нашлись люди, готовые отстоять в очереди, хотя сегодня при желании не так сложно поехать в Рим, чтобы с незначительной затратой времени увидеть эти же картины. Могу сказать, что в на выставке произошла встреча российской культуры с Караваджо. Доселе Караваджо никогда не показывался в России: он был условной величиной, я советовала всем знакомым, отправлявшимся в Рим, найти время и возможность, чтобы увидеть его работы.

Караваджо произвел огромное впечатление в России. Он сконцентрировал на себе внимание и вошел в контекст современной российской культуры! Это главный итог нашей выставки.

-  В связи с «находкой» в миланском замке Сфорца «около 100 работ Караваджо» в 2012 году вы сказали, что мировой рынок искусства на грани взрыва. «Взорвался» ли он, сколько произведений из объявленной сотни оказались подлинными? Если да, кого задели осколки?

- «Находка» - это всего лишь попытка неких молодых людей сделать себе имя на сенсации, но сенсации не состоялось. Этот фонд давно известен, в нем находятся работы из мастерской Симоне Петерцано, у которого Караваджо учился в Милане. Эти работы исследовались серьезными специалистами, и часть из них публиковалась. Но на сегодняшний день ни одного произведения Караваджо среди них обнаружено не было.

- Некогда одну из работ Одесского музея пытались приписать кисти Караваджо. Сегодня в научном сообществе не осталось сомнений, что в Одессе находится копия. Откройте тайну, кто же, по вашему мнению, выполнил «Караваджо из Одессы»?

- Действительно, речь не идёт о Караваджо, в чем я лично никогда не сомневалась. Имя художника впервые произнес известный польский иконолог Белостоцкий, а поддержал, кстати, Виктор Никитич Лазарев. В Одессе ни в коем случае не Караваджо! Я даже знаю, кто автор этой копии, написанной в начале 1620-х гг. – его имя упоминается в одном из документов римской семьи Маттеи, покровителей и заказчиков Караваджо. Оригинал был обнаружен лишь в 1990-е гг. в Дублине, о чём достаточно много писала пресса. Этому открытию был посвящен научный конгресс, на котором я выступала с докладом как раз о картине из Одессы.

- Над какими проектами вы сейчас работаете?

- Работы всегда хватает - научная, преподавательская, музейная, организационная… В ближайшее время мы готовим в ГМИИ выставку «Образ Мадонны в живописи Возрождения. Пьеро делла Франческа и его современники», на которой зритель увидит пять шедевров итальянской живописи Раннего Возрождения, второй половины XV века. Главная картина – «Мадонна Сенигалья» кисти Пьеро делла Франческа (1415/1420-1492 гг.) из Национальной галереи Урбино (Италия), города, где он художник работал в качестве придворного живописца герцога Федерико да Монтефельтро. Также будут представлены московскому зрителю работы его современников - венецианца Джованни Беллини (1430/1433-1516 гг.), Андреа Мантеньи (1431-1506 гг.), Козимо Туры (1430-1496 гг.) и Витторе Кривелли (1440-1501/1502 гг.). Это пять разных образов, созданных великими мастерами прошлого.

Беседовал Олег Серебряков,
Прибалтийский корреспондент The Art Newspaper Russia

На иллюстрациях: Виктория Маркова и директор Кадриоргского музея Александра Мурре за работой по подготовке лекции.