Совсем скоро, 12 июня, в таллинской витражной галерее-мастерской Domini Canes, что на Катарина-кяйк в Старом Городе, откроется выставка петербургского художника-митька Андрея Кузнецова («Кузярушки»). Выставка «А.Кузнецов. ТБ.БМ.+ Тбилиси-Батуми. Бумага-Масло» представит работы прошлогоднего «грузинского» цикла художника, дополненные итогами таллинского пленэра.
Сухая справка сообщает: «Андрей Алексеевич Кузнецов (1957) – митёк «первого призыва». Окончил факультет портовой подъемно-транспортной техники Ленинградского института водного транспорта (1980). Работал инженером-макетчиком на ЛПМБ «Рубин», потом фотографом в издательстве «Художник РСФСР», в ГРМ, в ЛПО «Русский самоцвет». Рисовать начал в 1977 г. В 1980 г. познакомился с В. Шагиным и стал его учеником. Звенящий цвет, ощущение жизни составляют достоинства лучших работ Кузнецова. Известен своими музыкальными объектами из серии «Странная любовь к музицированию»».
Но, по-моему, наиболее полно рассказать о себе художник может рассказав о своем учителе (а выставка для того добрый повод). В нашем случае о легендарном художнике Владимире Николаевиче Шагине (1932-1999)*.
К.-С.
В.Н.Шагин у ГРМ (80-е гг. ХХ в Из архива А.Кузнецова..)
О Владимире Шагине Андрей Кузнецов.
Впервые я увидел Владимира Николаевича Шагина в 1980 году, летом. Он был в сером, слегка помятом костюме, с небольшой связкой холстов.
В.Н.Шагин у ГРМ (80-е гг. ХХ в.Из архива А.Кузнецова.)
— Это Володя Шагин, гениальный художник, — сказал мне Благодатов.
Я не поверил: у него не было ни бороды, ни широкополой шляпы. Пока он не заговорил о живописи, о картинах, стоявших вдоль стен. Взгляд его пламенел, жесты становились выразительны и резки, голос громок. Не просто громок – он сотрясал все пространство вокруг.
Владимир Шагин. «Двое в интерьере» (Частная коллекция.).
На выставке я впервые увидел его работы. Они резко выделялись из общей массы других – чистотой цвета, экспрессивностью, эмоциональным звучанием… Как настоящий фанат, я часами наслаждался его экспозицией. Приезжал чуть ли не каждый день. Однажды услышал за спиной голос маэстро:
— Что вы так разглядываете, молодой человек?
Я бы смущен. В ту пору у меня была машина, и я предложил его подвезти. Он по-детски обрадовался и с восторгом закричал:
— Это моя мечта! На голубом фордике! По автострадам Америки! Со скоростью сто км/час.
Владимир Шагин. «Двое в комнате». (рисунок на бумаге, около 1967 г.. Из архива А.Кузнецова.)
Мы приехали на Охту, где находилась скульптурная мастерская от ЛОСХа, в которой Владимир Николаевич тогда жил и работал. В узком длинном коридоре жались к стене жуткие каменные монстры – гипсовые отливки «Лукичей» (так В.И.Ленина называли скульпторы, лепившие его) и каких-то победителей соцсоревнования. Владимир Николаевич с гордостью пояснил: «Это все мои друзья сделали», имея в виду бедных лосховских скульпторов, с которыми он поддавал.
Среди вороха бумажек, картонок, красок и тряпок были папки с его рисунками и акварелями. Рассматривая их, я открывал его мир: глубокий, тонкий и при этом очень личный. Все мои живописные пристрастия – Сезанн, Матисс, Ван Гог, Руо, немецкие импрессионисты – оказались отодвинутыми в тень под впечатлением от его работ.
Я стал ходить к нему в гости, принося на суд свои первые живописные опыты. Они, кажется, не были прямым подражанием ему. Но на мир я смотрел его глазами. Однажды, глядя на мои новые рисунки, он сказал% «А не заняться ли тебе, Андрюша, поэзией? Или прозой?»
Однако я не унимался.
Не раз мы бродили вдоль Оккервиля и Охтинки. Он – в синем берете и драповом пальто – показывал свой мир. Делала острые зарисовки в блокнот. У нас никогда не возникало «долгих-умных» бесед об искусстве. Его фразы и выражения были настолько остры и самодостаточны, что в его устах, как у мудрого старца или блаженного юродивого, даже банальные истины наполнялись новым, глубоким смыслом, раздвигая границы моего восприятия мира.
Владимир Шагин. Трамвай/ (Частная коллекция.).
Осенью 1981 г. в «Голубой гостиной» ЛОСХа открылась его персональная выставка. По тем временам – неслыханное чудо. Ведь Владимир Николаевич никогда не был членом этой организации. Он был похож на заговорщика, террориста, подложившего бомбу в стане врага. На лестнице, еле сдавливая смех, он громко шептал мне:
— Представляешь, едва взглянув на экспозицию, — ОНИ выскакивают! Как кипятком ошпаренные…
Шли годы. Время влюбленности прошло. Владимир Николаевич перебрался на Кубинскую – в трехкомнатную хрущевку. Редко куда выбирался. Жил замкнуто. Живопись его оставалась такой же богатой, эмоционально напряженной. В квартире не осталось никаких книг, кроме трехтомника Пушкина, которого он очень любил и знал наизусть. С особым чувством декламировал отрывки из «Маленьких трагедий». При этом сам становился Моцартом, Дон Гуаном, Бароном из «Скупого рыцаря».
Некоторым своим работам он давал названия строчками трагедий. Например, «Ночь, фонтан, сад» — разговор Марины Мнишек с Самозванцем ночью у фонтана. И действительно, его живопись своим лирическим строем роднится с поэзией Пушкина. Когда картина удавалась, Владимир Николаевич загадочно и торжественно произносил из «Скупого рыцаря»: «Не много, кажется, но понемногу сокровища растут» — и огромным, дюймовым гвоздем приколачивал её к стене.
Владимир Шагин. «1001 ночь»/ (Частная коллекция.).
В ответ на похвалу он резко выкидывал вперед свою широкую ладонь с оттопыренным большим пальцем, словно выхватывал на обидчика финку. И с надрывом выкрикивал в лицо: «Мне разве даром все это досталось или шутя, как игроку, который гремит костьми да груды загребает?» Вообще к своим работам у него не было трепетного отношения. Некоторые холсты были порваны, некоторые продавлены, другие заляпаны свежей краской. Но, как всякий гениальный художник, он прекрасно понимал ценность и значимость своих работ. «Я знаю мощь мою: с меня довольно сего сознанья…» — цитировал он из «Скупого рыцаря».
Случались времена, когда Владимир Николаевич, дабы самоустраниться от несовершенства этого мира, начинал юродствовать. Причем настолько самозабвенно, что окружающим казался невменяемым, сам теряя грань между игрой и реальностью. В эти периоды навещать его было мучительно тяжело. Отскабливать квартиру, которая просто зарастала грязью, терпеливо выслушивать его бред… И все-таки каждый раз, выходя, я испытывал чувство благодарности к Владимиру Николаевичу.
Иногда казалось, что стоит выйти за порог, как он, потирая руки, что обманул всех, подбежит к одной из своих работ, развешанных на убогих, обшарпанных стенах, и нырнет туда – в свой мир, полный грёз, любви и ожидания чуда.
В.Н.Шагин (1932-1999, Из архива А.Кузнецова.).
В редкие дни (обычно 18 февраля, в день его рождения), когда собирались к нему митьки, чтобы поздравить батю, он был необычайно доволен и оживлен. Играл и пел под гитару, обязательно рассказывал анекдот про старого быка и молоденького бычка, где, конечно, старым быком был он сам…
В последний раз я был у него за неделю до Пасхи. Новые работы – необычайно мощные, словно высеченные из камня композиции. Они мерцали глубокими серо-голубыми тонами со вспышками пурпура. Чёрный контур заставлял их звенеть.
Владимир Николаевич жаловался на усталость. Он был похож на изможденного долгой дистанцией бегуна, вышедшего на финальный отрезок пути. Глядя в сумеречное окно, за которым двигалась электричка, он вдруг произнес: «А знаешь, ведь просто так только репей растёт…»
На иллюстрации: А.Кузнецов/ (Из архива А.Кузнецова.).
*) — Влади́мир Никола́евич Ша́гин — русский художник. Принадлежал к так называемому «арефьевскому кругу» — группе ленинградских художников-нонконформистов рубежа 1950-60-х гг., неформальным лидером которой был Александр Арефьев. Работы Владимира Шагина находятся в музеях России и за рубежом, включая: Государственный Русский музей, Санкт-Петербург; Третьяковская галерея, Москва; Центр Помпиду, Париж; Музей Зиммерли Ратгерского Университета (Собрание Н.Доджа), США; в частных коллекциях в России, Франции и США.
